Мертвая Академия. Печать Крови  - Сильвия Лайм

Он старался не обращать внимания на то, как напряженно бьется сердце. Как неосознанно сжимаются кулаки, когда, осматривая себя сантиметр за сантиметром, ничего не находил. Это рождало в душе слишком болезненное чувство надежды.

Сначала казалось, что все получилось. Что тело после ритуала очистилось от скверны. Но довольно скоро стало ясно, что это не так.

Он резко выдохнул, словно весь воздух вышибло из легких чьим-то жестким ударом.

Тьма никуда не делась. Она просто спряталась на время.

Дэйн стиснул зубы, стараясь не потерять хрупкий огонек веры. Не впадать в отчаяние раньше времени. Ведь у него все еще есть шанс, верно?

После ритуала с Далларом его кровь стала еще более чувствительна к некромантии. Возможно, это временный эффект, поэтому воспользоваться им следовало как можно скорее.

Существует методика уничтожения плетения Тьмы в зарождающемся умертвии. Она требует очень много сил и, как правило, способна нанести физический вред объекту. Обычно это никого не волнует, ведь объект и так уже мертв.

Но не в его, Дэйна, случае.

Он снова закрыл глаза и предпринял очередную попытку изгнать из себя ростки проклятия.

Время текло час за часом медленно, но неотвратимо. И когда за окном уже опускался закат, ректор наконец открыл глаза. В серых радужках застыл привычный холод, смешанный с безразличием.

Медленно он поднялся и подошел к окну, распахнув пошире тяжелые шторы. Оранжево-красное солнце садилось за горизонт, раскрашивая идеально ухоженную территорию академии в багрово-алые тона.

Ректор Мертвой академии не любил закаты, не считал их красивыми. В отличие от восходов. Вот и сейчас ему казалось, что небо кто-то разрезал на две части и из крупной раны на землю течет кровь.

Но, скорее всего, так кровоточило его собственное сердце.

Все было бесполезно. Даже с возросшей магией, со способностями, далеко превосходящими любого высшего некроманта, он не мог излечить себя. Не мог остановить превращение тела в нежить, не уничтожив себя. Как оказалось, ритуал Даллара лишь отсрочил неизбежное.

А это означало только одно.

— Ну что, Дэйн, — тихо проговорил мужчина в пустоту, — похоже, ты скоро узнаешь, красив ли закат, по мнению мертвеца… Потому что надежды больше нет.

Мне было слишком тяжело, чтобы даже просто говорить. Я молча дошла до своей комнаты, легла в постель и укрылась одеялом. Леонар пытался что-то спрашивать у меня, когда мы встретились в нашем блоке, но, увидев мое состояние, быстро бросил эту затею, наконец оставив меня одну.

Лишь один вопрос повис в воздухе, звеня, как колокол:

— Почему ты запретила мне говорить ректору о том, что вы с Нимаэль теряли сознание? — допытывался принц.

Но я и сама не могла толком ответить.

Просто что-то внутри подсказывало не усложнять эту и так невероятно тяжелую ситуацию.

Эмилия мертва. Что может быть хуже этого? Девушка, которая еще несколько часов назад шутила и улыбалась, теперь превратилась в высушенную куклу со страшным мертвым оскалом.

И никто не мог понять, почему это произошло.

С Нимаэль Моранен мы столкнулись в коридоре академии, где за дверью одного из кабинетов ее команда отчитывалась перед господином Далларом, ректором ХАМа. Там же мы и договорились, что не будем упоминать момент нашего странного совместного обморока. Она, кстати, оказалась очень милой девушкой. Даже несмотря на ее очевидную дворянскую кровь, я не почувствовала в ней привычного высокомерия. Это удивило и как-то незаметно расположило меня к ней.

Жаль, что момент нашего знакомства оказался столь печальным.

Весь оставшийся день я пролежала в постели, изредка проваливаясь в беспокойный сон. А на следующее утро, которое наступило как-то неожиданно быстро, в мою дверь постучал принц.

— Лариана, ты спишь? — раздался голос из-за лакированного дерева.

— Нет, уже встаю, — бросила я в ответ, на ходу натягивая банный халат. Он предоставлялся вместе с формой, как и полотенца, тапочки, шампуни и куча прочих мелочей, без которых мне было бы сложно прожить при отсутствии денег.

В следующий момент дверь открылась, являя моему заспанному взгляду безупречную фигуру наследника престола.

Он был уже одет и теперь красовался в новом дорогом костюме из ткани, о которой я имела мало представления. Поверх камзола располагался тугой ремень с пряжкой белого золота, что визуально увеличивал и так широкие грудь и плечи. На академическую форму тут не было и намека.

Но Леонар же принц, а принцам все можно.

— Доброе утро, — хрипло проговорила я, никак не приходя в себя после сна. — Ты что в такую рань?

— Куколка, так уже полдень, — улыбнулся он, но в улыбке проскочила нотка грусти. — Ты не пошла на лекции?

— Лекции? — Мои глаза широко округлились. Я не помнила, когда вообще последний раз вставала позже шести утра, а тут… — А, ну и пусть, — в конце концов махнула рукой. Идти куда-либо действительно не хотелось. Настроение так и не улучшилось. Да и могло ли, учитывая то, что случилось?

— Лариана, — немного тише позвал принц, — я знаю, что все мы пережили вчера тяжелый день и впереди еще предстоит месяц траура. Но у меня нет другого шанса попросить тебя об одолжении, кроме как сегодня. Люциан до конца года отчисляет меня из академии, переводя окончательно в ХАМ. Такое у него, видишь ли, наказание за то, что я нарушил правила игр.

Я нахмурилась, пытаясь вникнуть в то, что говорил Леонар.

— А как же ты будешь учиться? Чему тебя могут научить друиды, у них же совсем другая магия? Твой анарель, он же некромантский!

Я никак не могла понять такого жестокого решения. Тем более учитывая, что Леонар напал на животное Нимаэль случайно. И это я уже после боя узнала, что у девушки в бойцах оказался некий «семирог». Сильное, наделенное магией и разумом животное. А там, на поле, я тоже думала, что это белка или крыса. Впрочем, мои предположения все равно оказались недалеки от действительности. Ведь семироги становятся опасны только после половой зрелости. А уж никак не через пару недель после рождения, как это и было со зверем Нимаэль.

— Это ужасно, — бросила я возмущенно. — Почему Дэ… Люциан с тобой так поступил? Ты же принц, откажись, и все!

Леонар усмехнулся и упал в кресло, легкомысленно положив ногу на ногу. Зеленые глаза знакомо сверкнули, повеселев.

— Лариана, твое беспокойство невероятно льстит моему самолюбию. Но, поверь, то, что Люциан называет наказанием, для меня — очередное развлечение.

— А как же потерянный год? — не понимала я. — Или ты потом опять поступишь сюда на третий курс? Второй раз?